С. К. ЖегаловаРусская народная живопись |
• Предисловие |
Живописцы из Городца и КостромыНижегородская манера ...наиболее чистый вариант подлинного живописного искусства... В ней отсутствует деспотизм предварительного контура, связывавшего руку живописца... Сани и дуги из Костромы При взгляде на эти предметы сразу встает картина веселого народного гулянья на масленицу... Быстрее ветра мчится тройка коней, впряженная в легкие расписные сани, разлетаются по ветру вплетенные в гривы яркие ленты, звенит колокольчик, всеми красками сверкает на солнце дуга. Над украшением ее потрудились и резчик, и живописец. Первый сделал дугу и по всей ее изогнутой поверхности вырезал узор в виде гирлянды цветов, рельефом выступающий по обеим ее сторонам. Живописец окрасил дугу в ярко-оранжевый цвет, расцветил гирлянду зеленым и красным, а в самом низу, на концах дуги нарисовал букет с лентой и желтых львов на фоне красной драпировки. Умелое соединение резьбы с росписью дало большой декоративный эффект: яркие краски делают резьбу более рельефной, а выступающий на поверхности резной узор усиливает игру светотени. Праздничная дуга с резьбой и росписью. Верхнее Поволжье. Середина XIX века. Так же удачно использованы конструктивные особенности в росписи саней. Лубяной кузов укреплен с трех сторон решеткой из тонких планок, которую резчик превратил в украшение саней: составляющие ее столбики фигурно вырезаны, промежутки между ними заполнены округлыми гирьками, задняя стенка покрыта геометрическим узором. Резной декор саней окрашен в яркие цвета: синий, желтый и красный. Подложенная под решетку белая жесть рельефно выделяет кружево ее узора, делает еще ярче окраску. Внутри кузова, на передке написана жанровая сценка: она должна была быть все время перед глазами сидящих в санях. В той же яркой цветовой гамме на темном фоне изображено праздничное застолье: за белым столом, на белых стульях сидят три молодца в темных кафтанах и ярко-красных рубахах. Всю сценку окружает ковровый узор из крупных красных розанов и маленьких голубых незабудок. Фигуры людей, стол и стулья окрашены в один цвет, без оттенков, однако рельефно выделяющий их темный фон дает впечатление глубины. Уверенный мазок кисти и некоторая небрежность штриха, не нарушая, однако, правильности рисунка, говорят нам об опыте художника. Цветочный орнамент выполнен легкими и быстрыми движениями кисти, белильные оживки придают ему некоторую объемность. Яркость украшения дуги и саней не случайна, она рассчитана на колорит русской зимней природы. Можно представить себе, как оживала эта красочная роспись на фоне снега в зимний солнечный день. В выборе сюжета видно стремление отобразить реальную жизнь, а форма мебели, покрой одежды говорят о знакомстве автора с городским бытом. Праздничные сани. Деталь росписи. Костромская область. Середина XIX века. Подобным живописным мастерством владели костромские крестьяне, с давних пор ходившие на заработки в большие города на малярные работы. Возвращаясь из города в деревню, они приносили домой новые привычки и вкусы, а свое искусство живописцев щедро отдавали людям, украшая предметы крестьянского обихода: покрывали росписью посуду и орудия труда, столы, двери и перегородки, расписывали даже фасады жилища и свесы крыш. По этим ярким, красочным росписям деревню, где жили маляры, занимавшиеся отхожим промыслом, можно было узнать издалека. Внешний вид и внутреннее убранство изб можно представить по произведениям писателя А. Ф. Писемского, например по его «Очеркам из крестьянского быта» (его имение находилось на севере бывшей Костромской губернии — одного из крупных центров маляров-отходников). Так, в доме одного маляра потолок горенки был весь расписан букетами, а на столе нарисованы тарелки, вилки и фрукты. Костромские художники очень любили зеленовато-синий фон, на котором писали крупные распластанные розаны с белыми оживками, ягоды и фрукты. Жанровые сцены были редкостью. Мотивы росписи обычно связаны с миром природы: цветы и деревья, на вершинах которых часто рисовали птичек. Декоративное мастерство живо писца видно в умении расположить узор на поверхности предмета, расцветить его яркими красками. Одни и те же узоры то собраны в букет, то повисают гирляндой, а то разбросаны по поверхности и создают подобие ковра. Темный фон подчеркивает яркость красочной гаммы, делает предмет очень нарядным. Ковш для напитков, украшенный яркими цветами. Костромская область. Первая половина XIX века. Своеобразие стиля костромских живописцев заключалось в том, что оно основывалось на сочетании ярких красочных пятен. Работая кистью без предварительного нанесения контура рисунка, художник создавал узор свободными широкими и сочными мазками, показывая светлые места белильными оживками, а контрастно-темный фон росписи особенно выигрышно подчеркивал яркость красок, превращая «наряд» предмета в сказочное ковровое узорочье. С образцами этого живописного направления мы можем познакомиться еще, рассматривая росписи короба и стола. Стенки короба украшены крупным растительным орнаментом на оранжевом фоне. Изгибающиеся пышные листья с белыми прожилками, написанные широкими свободными мазками кисти, заполнили всю его поверхность, сделали эту вещь богатой и нарядной. Стенки коробьи украшены крупным растительным узором. Олонецкая губерния. Первая половина XIX века. Внутреннюю сторону крышки украсил такой же пышный букет, выходящий из круглого горшка-вазона и написанный на ярком оранжевом фоне. Росписи, выполненные в таком стиле, в XIX—начале XX века были широко распространены. Их можно было увидеть и в северо-западных губерниях (бывший Олонецкой и Вологодской), и на побережье Белого моря, в районах Верхнего Поволжья и на Урале, а вместе с переселенцами это искусство проникло в Сибирь и на Северный Алтай. Его распространению немало способствовали костромичи, издавна привыкшие уходить на заработки, порой за многие сотни километров. Расписанные ими изделия еще не так давно можно было встретить в самых отдаленных уголках нашей страны. Собранные теперь в музеях, они доставляют нам — потомкам народных художников — эстетическое наслаждение, учат искусству постигать все тонкости декоративного письма. Поднимите крышку коробьи — и вы увидите пышный букет цветов. Город Городец На левом берегу Волги, чуть выше Нижнего Новгорода, раскинулось большое село Городец, основанное еще в XII веке. Для торговли места по берегам Волги были выгодные: рядом Ма-карьевская, крупнейшая в России, ярмарка. Среди населения стали быстро развиваться разные ремесла; в самом Городце были и кузнецы, и пряничники, и красильщики. Особенно же много было плотников и резчиков по дереву: лес давал дешевый материал, сбывали изделия в самом городе или «у Макария». Промыслом занимались крестьяне всех окрестных деревень вокруг Городца: одни вырезали ложки, другие точили миски и чашки, а третьи изготовляли орудия труда для прядения и ткачества. На заволжских землях хорошо родился лен, женщины пряли нитки и ткали холсты на продажу, поэтому резчикам и живописцам работы хватало. В Нижегородском крае пряли не с прялки, как на Севере, а с гребня. Вместо лопаски прялки гребень вставляли в донце — сиденье, а на его зубья надевали кудель. У гребня узкая длинная рукоять и частые зубья. Его трудно было украсить. Зато поверхность сиденья (донца) давала художнику возможность развернуть целые живописные полотна. Донце представляло собой широкую доску, плавно суживающуюся к головке— подставке с отверстием, куда вставлялся гребень. Форма головки напоминает усеченную пирамиду, три стороны ее ребристые, а одна (обращенная к пряхе) спускалась вниз уступами. Прядильный гребень, вставленный в донце. Нижегородская губерния. XIX век. Производством донец занимались в нескольких деревнях на северо-востоке от Городца. Самыми известными из них были Косково, Курцево и Охлебаиха. Целые семьи крестьян занимались изготовлением донцев, включая женщин и детей. Один из мастеров, видимо, хорошо знавший весь процесс выделки, показал его на доске-картине и каждый из рисунков снабдил подписями. Доска прямоугольной формы, вытянутая по горизонтали, поэтому и рисунки автор расположил по горизонтали слева направо. Мы видим за работой много людей разного возраста: один с окладистой бородой и усами, другие безусые юнцы, есть здесь и женщина с ребенком. Виды работ меняются, а выполняют их одни и те же люди. Видимо, это одна семья: мужчина с бородой — ее глава, женщина — его жена, два молодых парня и ребенок — сыновья. Поэтому-то вся сценка и показана на фоне дома, точно отображающего своеобразие деревенских построек этого района. В верхнем левом углу видны высокие козлы, на них лежит бревно, а два молодых парня — один сверху, другой снизу — распиливают его на продольные тесины. Надпись около работающих гласит: «Роспил осиника для дёнцов». Значит, делались эти предметы из осинового дерева. Ниже показано, как тесины распиливают на отрезки, соответствующие длине будущего сиденья. Эта операция названа «пилка тесу». Следующая — «зарубка дёнцов», и так далее. Форму изделия вырубали топором. Нужно было иметь большой опыт, чтобы точными ударами скруглить края доски, сделать выемки— «бахрому» на ее конце. Поэтому «зарубку дёнцов» выполнял сам глава семьи. Затем следовали «болванение» и «долбление» головки — подставки для гребня. Эти работы делали старшие сыновья, а «стружку тесу» — выглаживание поверхностей фуганком — отец и сын. В наклейке головок, как самой легкой операции, участвуют жена и младший сын. Художник И. Мазин показал, как делались городецкие донца. Нижегородская губерния. Начало XX века. Несмотря на примитивность исполнения рисунка, он удивительно выразителен и точен в деталях. Все герои смотрят прямо на зрителя, как бы демонстрируя свое искусство и приглашая участвовать в их работе. Роспись выполнена на золотистом фоне, одежда людей окрашена в яркие — синий, красный или зеленый — цвета, а края росписи окаймлены широкой полосой волнистого побега из кудрявой травки. Вся роспись смотрится как живописное панно, которое можно повесить на стену. Готовое донце украшали. Коллекции этих предметов, собранные в музеях и относящиеся к разным периодам, раскрывают нам интересную историю развития их орнамента с конца XVIII до начала XX века. Одна техника украшения заменяла другую; за резьбой следовала инкрустация, а за ней — роспись. Вырастали новые поколения мастеров, и вместе со старым поколением уходили в прошлое их излюбленные темы украшений, а каждое новое поколение вносило что-то свое и в композицию, и в стиль, и в мотивы узоров. Дамы и кареты По полю мчится впряженный в карету конь: крутой изгиб шеи, развевающиеся по ветру грива и хвост, линии стройного тела выдают лихого скакуна. А несут его тонкие ниточки-ноги, изогнутые, как стебельки растения, и, наподобие растения, заканчивающиеся листочком. В нарядной карете видна дама в кринолине. Повернувшись к зрителю, она широко раскинула руки. На облучке возвышается кучер: натянув вожжи, он сдерживает коня; на запятках стоит лакей. Вытянутое по горизонтали изображение занимает всю поверхность донца; оно исполнено в два цвета: черным и желтым. Оба оттенка — цвет естественной поверхности дерева. Как же они получились у художника? Присмотримся к технике исполнения рисунка: оказывается, фигурки коней и людей вырезаны из дерева другой породы и вставлены в соответствующие по форме углубления, т. е. инкрустированы. Вставки, сделанные из темного мореного дуба, почти черного цвета, рельефно выделяются на светлой, покрытой олифой поверхности донца. Получается изображение, выполненное целиком из дерева. Мореный дуб — очень редкий материал. Откуда же брали его крестьяне? Оказывается, это дар природы. Среди лесов и болот, прячась в кустарниках и высокой траве, течет в тех местах небольшая, но быстрая речка Узола. Разливаясь весной, она затопляла обширные пространства, подмывала корни деревьев. Падали в воду могучие дубы. Однако древесина их от этого нисколько не страдала, наоборот, становилась еще плотнее и приобретала красивый темный цвет. Маленькая речка временами меняла русло и, уходя, открывала погребенные ею дубы. Окрестные крестьяне использовали этот материал для украшения донец. Крупные части изображений делали из вставок темного дуба, такие же круглые вставки — гвоздики служили для окаймления, а все остальные детали узора выполнялись резцом. Украшение изделий инкрустацией свидетельствует о творческих способностях и безграничной фантазии народных художников. Твердая и нелегкая для резьбы древесина мореного дуба заставляла мастера делать минимальное количество резных линий, поэтому контуры вырезанных фигурок предельно лаконичны. Однако умение одним движением резца схватить самые характерные очертания придало изображениям удивительную выразительность: крутой изгиб шеи и груди коня, округлость линии спины, разбросанные в беге тонкие паутинки-ноги — и перед вами мчащийся в галопе конь; угловатое остроугольное туловище, полоска шапки, несколько гибких линий, обозначающих руки и ноги,— и вы видите лихого возницу, одной рукой сдерживающего бег коня. Так же предельно схематично показаны в этих каретах и дамы в пышном наряде. Однако в очертаниях без труда можно узнать тип кареты XVIII века, кокошник и кринолин — их носили женщины того времени. Это донце украшено инкрустацией — вставками из мореного дуба. Нижегородская губерния. Конец XVIII века. В задачу художника не входило приблизить изображение к натуре. Его цель — сделать вещь как можно наряднее. Использовав в виде гвоздиков вставки мореного дуба, он украсил ими края донца, очертания кареты и огромной дуги; даже в пространство между натянутыми вожжами он включил ряд орнаментальных порезок и разбросал по свободному полю полоски-ленточки, листочки, цветы, представляющие собой выемки, выполненные одним движением полукруглого долота. В рисунок включены и фигуры геометрического орнамента — самого древнего типа узора. Так, колеса кареты изображены в виде геометрических розеток, а вставки из мореного дуба напоминают треугольники и трапеции. Вместе с тем, заменив заостренный нож (которым выполнялся геометрический орнамент) долотом со скругленным краем, художник получил возможность придавать линиям мягкость и плавность. Где же мастер-резчик мог увидеть пышную карету, дам в кринолинах, изображениями которых он украсил донце? Мы уже отметили, что на быт заволжских крестьян оказывал большое влияние город. Жители деревень были тесно связаны с таким крупным торговым центром, как Нижний Новгород; здесь жили представители всех классов, сюда на ярмарку съезжались купцы со всех концов России. Оказавшийся по своим делам в городе крестьянин мог увидеть здесь и нарядно одетых дам, и кавалеров в военной форме, треугольных шляпах, и пышно украшенные кареты. Однако в резьбе на прядильном донце эти персонажи приобретали юмористический характер: изображенная на краю кареты во весь рост женщина уперла руки в боки и будто кичится перед зрителем своим нарядом. Такими же забавными выглядят и фигурки кавалеров, показанных художником светскими щеголями и франтами: их вычурно изогнутые позы, развевающиеся кисточки и концы кушаков, упершаяся в бок рука вызывают невольную улыбку. По всему видно, что украшал донце талантливый художник. Располагая всего двумя оттенками цвета (дерево) и несложным инструментом, он сумел поверхность доски донца превратить в картину, декоративное панно. Донце Лазаря Мельникова из деревни Охлебаихи Это донце известного мастера — Лазаря Мельникова — покажет нам, какие новые черты внесло в украшение крестьянских бытовых вещей следующее поколение городецких художников. Поверхность доски донца автор разделил на три яруса. Эта композиция напоминает нам роспись пермогорских прялок, которая также располагалась ярусами сверху вниз. В верхнем ярусе художник поместил растение с птицами: по сторонам его всадники в цилиндрах, а внизу у ствола, встав на задние лапы и подняв кверху морды, лают на птиц две собаки. Ниже, отделенная широким поясом с цветами-розетками, бытовая сценка: сидит на скамье окруженная кавалерами пряха, вышли на прогулку две нарядно одетые девицы с зонтиками, а ниже три молодца в цилиндрах сдерживают поднявшегося на дыбы рысака. Техника украшения донца по сравнению с предыдущим значительно богаче: резьба с инкрустацией дополнена рисованными изображениями и яркой контрастирующей раскраской: светло-желтый фон нижнего и среднего поля четко выделяет темные силуэты фигур, а огненно-оранжевый среднего подчеркивает яркость синего. Расположение элементов орнамента, их цвета хорошо продуманы и с точки зрения композиции: как бы приподнявшиеся в прыжке кони под всадниками верхнего яруса удачно вписаны в округленную часть донца. Сверху эту сценку обрамляет расположенная аркой надпись: «Деревни Охлебаихи мастеръ Лазарь Васильевъ 1866». Прядильное донце, расписанное Лазарем Мельниковым. Деревня Охлебаиха. 1866 год. Сменились поколения художников, внесено много нового в технику орнамента донца, композицию и сюжеты: на той же площади мастер стремится отразить как можно больше тем, сделать предмет красочнее. В то же время трудоемкая работа инкрустации здесь упрощена: вставками из мореного дуба выполнены только всадники верхнего яруса, а остальные изображения лишь очерчены резцом и подкрашены темной краской в подражание инкрустации. Особый интерес представляют темы росписи. Перед нами три молодца в шляпе и цилиндрах. Один из них держит за узду резвого рысака. Художник оживил сценку, включив в нее двух собачек: вытянутые кверху мордочки, торчащие ушки и загнутые крючком хвосты делают их удивительно выразительными, наполненными движением. Откуда художник мог взять сюжет для этой темы? Мы уже говорили о своеобразном положении района, где жили художники. Совсем близко от городецких деревень находился крупный торговый город Нижний Новгород с его шумной ярмаркой, пестрой толпой, веселыми балаганами Быт горожан привлекал крестьянина показной роскошью, внешним блеском; здесь можно было выгодно продать свои изделия, полюбоваться на модные туалеты, весело провести время. Кроме того, в тех же краях, недалеко от Городца, находился крупный конный завод, выводивший породистых рысаков. Может быть, поэтому одежда молодцев часто напоминает жокейскую форму. Тяготение к сюжетам с богатыми и знатными героями отвечало психологии заволжских крестьян: на их глазах односельчанин, разжившись на торговле или промысле, становился богатым — «тысячником», строил себе двухэтажный дом, обставлял его мебелью из красного дерева, одевался по последней моде. После реформы 1861 года, освободившей крестьян от крепостного права, деятельность подобных крестьян-«капиталистов» стала еще интенсивнее. Внешним же проявлением достатка служила нарядная, богатая, модная одежда. Сшить себе городское платье было мечтой любой крестьянской девушки. Зарабатывая различными промыслами, продавая сотканные дома холсты, она стремилась одеться так же, как богатые крестьянки. «Идеалом» в этом смысле являлся быт «тысячников» и купцов соседних городов. Все особенности быта крестьян этого края хорошо описаны П. И. Мельниковым-Печерским. В среднем ярусе донца мы и видели представителей прифрантившейся деревенской молодежи: окруженная блестящими кавалерами сидит за работой пряха; художник точно очертил форму донца, на котором сидит девушка, движение руки, вытягивающей и сматывающей нить на веретено. Рядом прогуливаются барышни с зонтиками: широкие юбки показывают, что платья их сшиты в соответствии с модой того времени. Так же как и в борецкой прялке Василия Амосова, зонтик вовсе не признак плохой погоды, а тоже требование моды. Пряха. Кавалеры и собаки. Детали росписи прядильного донца, украшенного Лазарем Мельниковым. Изобразив рядом с пряхой военного в кивере с высоким, в виде пальмы, султаном, художник не преминул посмеяться над его щегольским нарядом: к украшению на шляпе тянется собака, как бы желая узнать: что это за невиданное растение? Чтобы собака дотянулась до султана, художник сильно увеличил ее размеры, удлинил шею. В центре верхнего поля мы видим высокий стебель с листьями, цветами и птицами. Очертания его, присутствие птиц подсказывают нам, что это «древо жизни». Для крестьянина-земледельца оно олицетворяло собой природу, т. е. все то, от чего зависели его благополучие и жизнь. Именно поэтому в народном искусстве сюжет с «древом» сохранялся так долго. По сторонам «древа» художник поместил вооруженных всадников, возможно, его «охранителей». Во всадниках нетрудно узнать тех же щеголевато одетых молодцев, которых мы видели в нижней сценке. Всадники и лающие у ствола дерева собаки как бы вдохнули жизнь даже в этот традиционный, из глубины веков сюжет. Но поскольку содержание этой сцены отлично от нижних — повседневных, бытовых, — художник отделил ее широкой полосой орнамента из звездочек и розеток. Вспомним, что таким же пояском — «ленточкой» отграничил сюжет с древом художник из Пермогорья, объяснивший надписями содержание своих рисунков. Следовательно, «пояски», «ленточки», их ширина не только деталь орнамента, но и художественный прием, показывающий, что действие переносится или из одного места в другое, или же из мира реального в мир фантазии и сказки. Выразительность силуэтов изображений, уверенность их очертаний, тонкое чувство цвета, умелое композиционное решение говорят нам о том, что автор украшения донца — Лазарь Васильевич Мельников — был талантливым художником. Особенно хорош силуэт птицы, украшающий боковую сторону головки. Очерчивающие его линии гибкие, плавные, точные. Выполненная одним силуэтом птица кажется нам живой. Деталь донца Лазаря Мельникова. Трудно поверить, что проведены они не кистью, а резцом по очень твердой древесине дуба. Мастер не пытался детализировать изображение птицы, а дал лишь самые общие ее контуры. Вместе с тем она живет: это передано гибким и плавным поворотом шеи с обращенной назад головой, пышно распушенным хвостом, блестящим черным глазом, вытянутыми вперед лапками. В коллекциях музеев хранятся и другие произведения Лазаря Мельникова. Одно из них имеет подпись, которая указывает, кроме имени и отчества — Лазарь Васильев, — еще и фамилию. Подпись народного мастера под своим произведением — редкое явление. Работы Лазаря Мельникова и без подписи легко отличить по художественному почерку, композиции и колориту росписей. Верный древним традициям, в верхнем поясе он постоянно помещает дерево-цветок, а по сторонам его — всадников, которые, превращаясь в охотников, целятся в сидящих на дереве птиц. Всюду этот сюжет отделяется от других широкой полосой из квадратов с розетками. В нижних ярусах изображаются пляшущие дамы в кринолинах («карлолинами» называли их крестьянки), молодцы в цилиндрах, военные в высоких головных уборах. Украшенные рукой прославленного художника предметы пользовались у населения большим спросом. Необходимость увеличить их производство, видимо, и натолкнула мастера на мысль упростить технику орнамента: со второй половины XIX века инкрустация все больше и больше заменяется резьбой с подкраской, разнообразнее и ярче становится раскраска предметов. Теперь подведем некоторые итоги. Стиль украшения инкрустацией и резьбой можно назвать условно графическим. Здесь, как и в росписях, вначале наносился контур рисунка, который затем заполнялся одним каким-либо цветом. Только в рассмотренных выше росписях линии наносились пером, а здесь — резцом. Цветом в инкрустированных изделиях служила естественная окраска древесины мореного дуба. Позже намеченные резцом рисунки закрашивались так же, как исполненные пером изображения северодвинских росписей. Постепенно возраставшее значение красочного мазка привело к чисто живописной манере украшения, которая с 1870-х годов стала на городецких изделиях преобладающей. Мочесник и пряха Веретена с напряденными нитками — мычками, или мочками, — пряхи складывали в специальную коробку. Отсюда название коробки — мочесник. Стенки ее делали из полоски луба, согнутой в форме прямоугольника с округленными углами; края луба сшивали лыком, затем вставляли деревянное донышко. Городецкие художники расписывали стенки мочесника так же нарядно, как и донца. На одном из них тема росписи тесно связана с назначением предмета. Автор нарисовал ряд картинок, которые следуют друг за другом по стенам мочесника. Вот крестьянская девушка везет на санках большие круглые предметы, напоминающие клубки. На девушке повязанный под подбородком теплый платок, короткая, отделанная светлым мехом шубка, а из-под нее видна широкая юбка с передником. Дело происходит зимой, вдали видны покрытые снегом деревья с грибовидными шапками. Далее автор вводит зрителя в помещение. Эта же девушка уже без шубки держит в руках донце с гребнем: сейчас она начнет работать. И вот она уже сидит за гребнем, левая рука вытягивает из кудели нить, правая скручивает ее на веретено. После того как вся кудель была спрядена, начиналась размотка — подготовка пряжи к тканью. Сначала нитки перематывали в мотки на мотовиле, затем их сновали, то есть перематывали в мотки более крупные. Для снования в стену избы вбивали гвозди, и пряха наматывала на них нитки. Эти-то работы показал художник в двух последних рисунках: в первом девушка сидит на стуле, в одной руке у нее мотовило, в другой веретено, с которого сматываются нитки. На следующем рисунке она стоит: ведь при сновании нужно было переходить от одного гвоздя к другому. Пряхи за работой. Роспись стенки мочесника — лубяной коробки для мотков пряжи. Горь-ковская область. Городецкий район. 60-е годы XIX века. Присматриваясь к характеру исполнения росписи, мы замечаем, что художник прекрасно овладел кистью, она стала его главным и единственным орудием. Именно крупными и свободными мазками кисти он создает свои рисунки. Вот художник набрал черной краски и одним движением кисти очертил фигуру одетой по-зимнему девушки: платок, шубку, юбку. Еще несколько таких же быстрых, немного небрежных мазков — и выявились очертания деревьев, саней, лежащих на них клубков. Намеченные черным силуэты предметов художник уточнил белильными мазками: одним пятном показал лицо девушки, короткими черточками — узор передника, складки юбки, оттенил светлые места саней и лежащих на них вещей, «натыкал» снег на вершинах деревьев. С мотками кудели девушка идет на посиделки. Деталь росписи мочесника. Масляная краска ложилась плотно, позволяя накладывать один слой на другой. Делая мазок то широким, то тонким, то «тыкая» кистью, художник добивался нужного ему эффекта. Оранжевый фон росписи придал изделию праздничность и в то же время удачно выделил черно-белые изображения, подцветку желтым. Исполненные быстрыми и энергичными мазками фигурки удивительно живы; метко, скупыми средствами переданы позы, движение рук, форма предметов. Повторенное несколько раз одно и то же лицо имеет «портретное» сходство. Видимо, художник изобразил здесь то, что видел много раз. Мастерство и свобода исполнения говорят о том, что городецкие художники вполне освоили новую технику росписи. Подготовка пряжи для тканья — снование. Деталь росписи мочесника Предание Городецкого края сохранило нам не только дату перехода мастеров к новой технике росписи, но даже и фамилию первого «учителя». В 1870 году в деревню Курцево приехал из Городца иконописец Огуречников: его пригласили подновить роспись местной церкви. Он-то и помог городецким мастерам освоить живописную манеру росписи: способы наложения в несколько слоев красок, оживки белилами, т. е. те приемы, которыми издавна пользовались при писании икон. К освоению живописной техники художники частично были подготовлены, так как уже с середины прошлого века начали применять подкраску инкрустированных предметов. Стимулом перехода к чисто живописному письму была конкуренция между мастерами, потребность украшать предмет быстрее. Первые живописные произведения сохраняют композицию и сюжет инкрустированных донец: дерево с всадниками, кони, птицы. В процессе освоения цвета все больше подчеркивается зелень растений, красочность розанов и других цветов, линии становятся более гибкими. Выделяется ряд талантливых художников, каждый со своей манерой письма. С образцами их творений мы и познакомимся дальше. Всадники и птица Василия Лебедева На вороных рысаках рядом едут двое — кавалер и дама. Переплелись в беге тонкие ноги коней, вытянулись вперед змееподобные головы, упруго изогнулись спины — все говорит об их нервном, напряженном движении, а фигуры всадников величественно-спокойны. Одетая в бальное декольтированное платье женщина с красивой прической сидит на спине гарцующего коня так, будто бы она расположилась в удобном и мягком кресле. Так же недвижима фигура повернувшегося к ней спутника. Контраст между динамичностью коней и статичными фигурами всадников производит на зрителей сильное впечатление. В рисунках и расцветке росписи донца видна искусная рука художника: изощренны и гибки линии, удивительно тонка штриховка, радует глаз благородство сочетания черных силуэтов всадников на золотистом и синей птицы на оранжевом фоне. Всадники. Деталь росписи донца В. К. Лебедева. Горьковская область. Городецкий район. Вторая половина XIX века. Поверхность донца автор росписи разделил на три поля. В большую верхнюю часть он вписал всадников так, что крупные кони заняли самую широкую его часть, а суженную — сами всадники; закругление донца у головки стало арочным обрамлением картины. Внизу художник нарисовал птицу с веерообразно распущенным хвостом, окружив ее гирляндой красивых цветов и листьев. Сказочную птицу от всадников отделяет широкий поясок, украшенный веткой розана. Автор донца Василий Клементьевич Лебедев был переписчиком и иллюстратором старинных рукописей. Из техники книжной иллюстрации перенес художник в украшение донец изощренную изысканность линий, тонкость штриха, мягкость и благородство в сочетании красок. В сюжетах и композиции росписей Лебедева видно полное овладение новой живописной манерой, отход от прежней системы построений с приверженностью к симметрии. Фигуры всадников на донце, которое мы рассматривали, смещены в левую сторону и, казалось, должны были бы нарушить равновесие, сделать неустойчивой всю композицию. Однако художник помещает в правой части темное окно и тем самым сразу восстанавливает равновесие. Вместе с изменением техники украшения изменились и сюжеты. Центральное место — там, где в инкрустированных донцах помещались дерево и всадники,— занимает теперь современная художнику тема. Здесь рисуют картины роскошной жизни: праздничные застолья, люди в блестящих туалетах. А сказочная птица и черный конь перемещаются в нижнее поле донца, хотя отделяют их все той же широкой ленточкой и постоянно украшают боковую сторону подставки — копылки. Праздничное застолье В центре поверхности другого донца сценка парадного «столования», торжественного пира. За большим столом пять фигур. Они сидят чинно и прямо, как бы застыв перед фотоаппаратом. Дамы в декольтированных вечерних платьях, с модными прическами, на мужчинах сюртуки, из-под которых видны цветные жилеты и высокие воротнички рубашек. Стол заставлен вазами с фруктами или орехами — угощением; горят в подсвечниках свечи. Показной роскошью окружил художник пирующих: над их головами свешиваются собранные в складки портьеры, узорными волнами спускается скатерть со стола на фигурных ножках, расчерчен клеточками пол, обозначая плитки паркета, а в центре картины самая модная новинка того времени — часы, украшенные лепестками цветка. Темные фигуры четко выделяются на светло-желтом фоне росписи. Парадность обстановки художник подчеркнул еще, показав как фон пышный занавес, украсив спиральками край скатерти, разбросав вокруг пышные розаны и листья. Вместе с тем шумное веселье художник превратил в благолепное пированье: спокойны и неподвижны фигуры людей. Донце прежде всего должно быть красивым, поэтому в нижней части донца — сказочная птица, обрамленная фигурной рамкой — картушем. Переняв живописное умение у иконописца, городецкий мастер перенес и в композицию росписи черты древнерусского искусства: все фигуры размещены по одной стороне стола, лицом к зрителю. Однако содержание росписи нисколько не напоминает иконописные сюжеты. Оно приобрело реальный смысл; место святых заняли живые люди, одетые по последней моде, окруженные парадной обстановкой. Праздничное застолье. Деталь росписи городецкого донца. Манера письма автора «столования» отличается по характеру исполнения от предыдущего произведения: здесь нет утонченности и тщательности рисунка. Картина состоит из ярких красочных пятен. Несколькими широкими мазками одного цвета мастер сумел изобразить самое основное: одежду героев, их лица и прически, предметы обстановки, цветочный орнамент. Затем короткими движениями острым кончиком кисточки обозначил детали: точками — глаза, черточками — брови и губы, тонкими белыми линиями показал складки одежды и застежку, узор ткани, отделку скатерти и лепестки розы. Чувствуется, что все исполнено быстро, почти скорописью. Однако опыт, многократное повторение одного и того же мотива отработали каждое движение кисти, усовершенствовали рисунок — ив результате произведение стало ярким и выразительным. В росписи все время чередуются контрастные цвета: черные волосы, темные сюртуки и белые (напоминающие японские гравюры) лица; синюю скатерть оттеняет зеленая кайма и красная бахрома. Здесь нет игры светотени, изображения плоские. Зато сочетание ярких красок и белильных оживок дает большой живописный эффект. Поместив фигуры близко друг к другу, художник создал впечатление пространства. Автор высмеял нарочитость в парадном одеянии молодых людей: широкие новые сюртуки топорщатся, заслоняя изысканные туалеты девиц, а распахнутые полы позволяют увидеть не менее нарядные жилеты и белоснежные рубашки. Наряды модные и дорогие, а сидят как-то нескладно. Эта сценка могла бы стать иллюстрацией к роману Мельникова-Печерского «В лесах». Герой Алексей, перебравшись из заволжской деревни в Нижний Новгород, прежде всего оделся по-городскому. «Был он [т. е. Алексей] в коротеньком сюртуке, в лаковых сапожках, белье из голландского полотна было чисто, как лебяжий пух, но все сидело как-то нескладно, все шло к лесному добру-молодцу ровно к корове седло, особенно прическа с пробором до затылка, заменившая темно-русые вьющиеся кудри». «Подарок невеске от свекрови» Городецких мастеров не всегда интересовали городские темы. Они писали также картины, взятые из деревенской жизни. Роспись одного из донец тесно связана с семейным торжеством. Как указывает введенная в живопись надпись, сам предмет был предназначен в подарок невесте от матери жениха: «Подарок невеске от свекрови». За праздничным столом собралась вся семья: справа родители невесты, рядом она сама; слева пришедшие в гости жених и его мать. Накрытый скатертью стол заставлен сладостями: здесь и орехи и конфеты, их художник обозначил одинаковыми белыми шариками. Нарядно и модно одеты хозяева дома, торжественны их позы; подобно легкому облаку воздушное платье невесты. Значительно скромнее одежда гостей, еще не успевших снять верхнее платье; возможно, поэтому во всем облике будущей свекрови выражение растерянности: такое богатство, а все ее дары уместились в узелке, который она держит в руках. Дом невесты обставлен с роскошью. В глубине комнаты большие арочные окна и свешивающиеся над ними складки кружевного прозрачного занавеса, расчерчен клетками пол (так показано, что это паркет), сценку обрамляют фигурные колонны. Видно, художник привык изображать эти детали в росписях с пышными пирами и застольями и перенес их в хорошо ему знакомую обстановку деревенского дома. Расписное донце, подаренное невестке свекровью. Автор росписи — И. Мазин. Городецкий район. Начало XX века. Удивительно, как с помощью точно увиденных деталей мастер сумел показать различия в возрасте и имущественном положении героев сценки. С сознанием собственного достоинства сидит на стуле глава дома, вытянув вперед ноги и небрежно откинувшись на спинку стула. Чуть изменив овал лица, подрисовав бородку и баки, художник ясно показал зрителю, что это — мужчина средних лет. С такими же черными баками и жених, однако круглое лицо, живой взгляд черных глаз, лихо сдвинутый на затылок картуз говорят о его молодости. Чопорна и подтянута хозяйка дома: поджав ниточкой губы, глядя прямо перед собой, она как бы дает понять, что не чета своей будущей родственнице. То же круглое, но чуть тоньше лицо, те же, но собранные бантиком губы, такие же черные, но шире раскрытые глаза, заплетенные в косу кудрявые волосы — и перед вами очень похожая на мать юная красавица дочка. Мать с сыном-женихом пришли в гости к родителям невесты. Деталь росписи донца И. Мазина. В каждом движении кисти, в каждом мазке краски видна наблюдательность художника, его меткий глаз, совершенное владение живописным мастерством. Удачен колорит росписи. Теплый золотистый цвет фона освещает всю сценку, а на этом фоне четко выделяются синие окна, крайние фигуры, одетые в темное, ярко-зеленое платье женщины и прозрачность кружевного одеяния девушки. В нижнем ярусе донца на темно-коричневом фоне, удачно оттеняющем светлые тона центральной картины, художник нарисовал кота и кошку, симметрично разместив их по сторонам и разделив гроздью каких-то загадочных ягод. «Вася» и «Мулька», поясняет художник. Окрашенные в тот же коричневый цвет, оба изображения почти сливаются с фоном; тем самым художник тонко завуалировал ироническое отношение к празднику в семье богатой невесты: ведь участниками семейного торжества стали кот и кошка. Видимо, симпатии автора росписи, И. А. Мазина, были на стороне жениха и его матери. «Мастер Егоръ Тихоновъ Крюковъ де. Савина» Сиденье детского стульчика украшает необычная сценка. На мягком кресле в непринужденной позе сидит молодой человек, небрежно облокотившись на круглый столик. Одетый в темно-коричневую бархатную куртку, светлые полосатые (в тон) брюки, с накинутой на руку тросточкой, он выглядит франтом. На обратной стороне сиденья длинная надпись: «Мастер Егоръ Тихоновъ Крюковъ де. Савина Больше-песошниской волости Городец. уезда Ни. Губе». Егор Тихонович Крюков — один из известных городецких художников конца прошлого века. Указав в надписи свое полное имя и точный адрес, он по-своему сократил некоторые слова: «де» означает «деревни», «Ни. Губе» — «Нижегородской губернии». Кого же изобразил мастер? Поза сидящего, окружающая его обстановка напоминают провинциальные фотографии конца прошлого века: непременной принадлежностью фотоинтерьера было мягкое кресло и хрупкий столик на фигурной ножке; сидящий или стоящий около него человек был одет всегда в свое самое лучшее платье. Автопортрет. Роспись сиденья детского стульчика. Автор росписи Е. Т. Крюков. Городецкий район. Начало XX века. Возможно, что такая фотография самого мастера и послужила образцом для росписи. Как знать, не автопортрет ли перед нами? Художник исполнил картину в манере городецкого живописного искусства: фоном росписи является любимый мастерами этой школы золотистый цвет, центральную фигуру обрамляют красные розы, края кресла и скатерти украшает бахрома, повторяющая отделку скатертей в сценках пирования. Роспись выполнена с большим мастерством. Гармонично сочетаются, переходя друг в друга, коричневатые и зеленые тона; хорошо передана фактура бархатной ткани; наложенные один на другой слои краски, постепенно темнея, придали мягкость и глубину окраске, оттенили светлые места в складках одежды и по ее краям. Оживляют сценку красивые гирлянды из розанов с пышной зеленью. Они как бы перекликаются с обивкой кресла и скатертью на столике. Расходящиеся веером клетки пола, показанное в перспективе закругление столика и спинки кресла нарушили плоскостность изображения, создали впечатление глубины. Меткость и тонкость красочного штриха, уверенность и легкость мазка говорят о творческих способностях мастера. Городецкая живопись — яркая страница в истории народного изобразительного искусства. Путь ее развития от резьбы к росписи не очень длинен — около ста лет. На протяжении этого периода усовершенствовались технические приемы украшения, изменилась тематика: ушли в прошлое фантастические сюжеты, сказочные персонажи, главное место заняли близкие художнику сцены из современной ему жизни. Затерянные прежде в узорочье орнамента жанровые сценки выступают теперь на первый план, становятся настоящими картинами; впервые в истории народного творчества изображение человека приобрело большую значимость, на него теперь направлено все внимание художника. Произведения городчан отличает острая наблюдательность, умение выбрать и подчеркнуть самое характерное, посмеяться иногда над нелепостью изображенных персонажей. Эта особенность народного творчества городецкой школы передавалась из поколения в поколение. За короткий промежуток времени художники в совершенстве овладели живописным мастерством. Хотя изображения сохраняют в основном плоскостный характер, вместо светотени все большую роль начинают играть переходные оттенки и оживки. Меткость и гибкость линии, тонкость штриха, уверенность и легкость мазка порой граничат с виртуозностью. Расцвет городецкой живописи падает на 1870—1880-е годы. В это время только в одной деревне Коскове росписью донец занималось пятнадцать дворов. В конце прошлого века в декоративном искусстве Городца стали заметны признаки упадка, вызванные тем, что нужное для производства изделий дерево сильно подорожало. Основная же причина — появление дешевого фабричного ситца, который заменил ткани, изготовляемые вручную. Отпала надобность в донцах, мочесниках, гребнях и веретенах. Прядильные и ткацкие машины вытеснили все нехитрые орудия деревенской пряхи. И у городецких художников не стало главных «полотен», на которых они выявляли свое живописное мастерство. |
Дизайн: Диковина |