![]() |
С. К. ЖегаловаРусская народная живопись |
![]() |
• Предисловие |
На землях Марфы БорецкойНовгородская живопись навсегда останется одной из самых блестящих страниц не только древнерусского, но и всего русского искусства. «Подъголовокъ Никиты Савиновича Потапова» Перед нами опять сундучок-подголовок— «призголовашекъ травчатой». Наружные стенки его, как тонким кружевом, окованы сплошь просечным железом; переплетенный сложными петлями узор отдаленно напоминает растения. Внутренняя сторона крышки тоже расписана. В центре художник поместил фантастическое дерево. О его ствол опираются поднявшиеся на задние лапы и соединившиеся, как в дружеском объятии, лев и единорог. По обе стороны дерева — старик и юноша, оба в длинных русских рубахах, округлых, опушенных мехом шапках и мягких сафьяновых сапожках. Оба вооружены пиками, только у юноши еще сабля и на конце пики флажок-прапор. Симметрично расставив фигуры зверей, юноши и старца, художник сделал композицию картины уравновешенной и спокойной. Сочетание сине-зеленого Цвета (празелени) с темно-красным (баканом) на желтоватом фоне увеличивает впечатление гармонии и покоя. Задумчиво и важно лицо старца, неторопливо движение его руки, поднявшей пику; словно задумавшись, оперся на оружие юноша; даже бросившиеся друг к другу звери как бы застыли в броске. И лишь птицы на вершине дерева несколько нарушают покой: у них приподняты крылья, полуоткрыт хищно загнутый клюв.
Вверху по сторонам дерева надпись древнеславянским шрифтом: «Подъголовокъ Никиты Савиновича Потапова» и ниже еще буквы:
Дело в том, что в те времена, о которых идет речь, цифры обозначались буквами и, чтобы показать, что данные буквы следует читать, как цифры, над ними сверху ставилась волнистая черточка: ее мы и видим над первыми и последними буквами. Попробуем прочитать дату, поставив вместо букв их цифровое значение, учитывая, что для десятков, сотен и тысяч они были разные. Буква А теперь займемся росписью сундучка. Тут нас тоже ждут интересные открытия. Нетрудно заметить, что художественный язык росписи здесь иной, чем у устюжан: силуэт рисунка более строг и спокоен, вместо стремления к яркости и декоративности — сдержанность в цвете. По-иному ведут себя и герои изображений. У устюжских художников они все время в движении, в действии: бегут или прыгают звери, едут на коне или стреляют люди. Неспокойны растения, раскачивающиеся и извивающиеся на своих тонких стеблях. Персонажи в росписи подголовка Потапова своим покоем и статичностью напоминают нам героев сказочного заколдованного царства: они как бы остановились в тех движениях и позах, в каких их застиг мгновенный сон. В передаче движений, в плавности линий видна рука опытного рисовальщика, знакомого с иконописным искусством. Стиль исполнения росписи напоминает нам произведения новгородских художников XII—XVI веков. Расположенный на северо-востоке страны, на реке Волхове, этот город до подчинения Москве был вольным, имел свое управление, по своему усмотрению организовывал хозяйство и жизнь. Его широкие связи с городами внутри страны и с Западом привели к расцвету культуры: как показывают найденные грамоты на бересте, уже в XII веке письменность в Новгороде была распространена широко, как нигде в мире. Высокого уровня развития достигло и искусство; город славился изделиями ремесленников разных специальностей, в том числе ювелиров, резчиков по дереву. Однако первое место среди них принадлежало живописцам: созданные ими произведения вошли в сокровищницу мирового искусства. Так, например, всему миру известна новгородская икона Бориса и Глеба XV века. Эти князья, объявленные после гибели святыми, почитались в Новгороде больше других. Симпатии к ним объяснялись, видимо, их трагической историей. Борис и Глеб были младшими братьями киевского князя Ярослава Мудрого. В начале XI века, после смерти князя Владимира, между Ярославом и Святополком завязалась борьба за киевский престол. Так как Ярослав был новгородским князем, население этого города участвовало в борьбе на его стороне. В междоусобной распре Борис и Глеб были предательски убиты. Коварство и жестокость совершенного злодеяния сделали обоих братьев героями-мучениками. Их стали считать святыми, изображали на иконах. Новгородские художники писали их особенно часто. ![]() Князья Борис и Глеб, предательски убитые Святополком. Новгородская живопись. XV век. Одетые в дорогие княжеские одежды, Борис и Глеб стоят рядом: старший (с бородкой и усами) — слева, младший — справа. Внешним обликом фигур художник удивительно тонко сумел передать мужество и благородство обоих братьев: задумчиво-спокоен устремленный на зрителя взгляд, торжественна осанка, сурово-величавы лица, спокойно-замедленны движения рук с мечом и крестом. Спокойствие и сдержанность произведения подчеркиваются и его красочной гаммой: светлые блики на коричневом в лицах, сочетание темно-зеленого с красным в одежде, золотисто-солнечный фон придают живописи какую-то особую теплоту и мягкость; кажется, что краски, подобно драгоценным камням, светятся изнутри. Если сравнивать это произведение с росписью подголовка Потапова, легко заметить родственные черты: то же впечатление величия и покоя, та же строгость и четкость силуэтов, то же излюбленное новгородцами сочетание темно-зеленого с красным на золотом фоне. Есть сходство и в деталях рисунка: так же намечены облегающие фигуры складки одежды, на старце и юноше той же формы (новгородского типа) шапки, опушенные мехом, с высокой тульей. ![]() Легендарное «древо жизни» и вооруженная «стража» сундука. Северная Двина. Район Борка. 1688 год. Каким образом в росписи сундука отразилось искусство древнего Новгорода? Ведь подголовок был изготовлен на Северной Двине в XVII веке, т. е. и по времени на 200 лет и территориально на сотни километров он был отдален от Новгорода. Чтобы объяснить это, нам придется вспомнить хотя бы вкратце историю заселения северного края. Располагая большой силой — и экономической и военной,— предприимчивые новгородцы уже в XII веке начали расселяться по всему Северу. Постепенно, действуя где прямым разбоем, где подкупом, они захватили огромную территорию, которая простиралась от Белого моря до берегов рек Мезени и Печоры. Самые выгодные места заняли новгородские бояре, обосновавшись в среднем течении Северной Двины: леса здесь изобиловали ценной пушниной, реки — рыбой, а сама река вместе с притоками была крупным торговым трактом, соединявшим северные города с южными, западные — с восточными, русские рынки с иноземными. Владения бояр назывались боярщинами, и эти названия сохранялись еще долго после того, как самих владений не стало. Особенно много боярщин было в бывшем Шенкурском уезде (ныне Семеновский район Архангельской области). Во второй половине XV века Новгород был присоединен к Москве. Многие бояре переселились тогда окончательно в свои вотчины на Северную Двину. До настоящего времени в географических названиях тех мест сохранилась память о самых известных новгородских фамилиях: Едемы Мокрые, Едемы Нижние — от Своеземцевых-Едёмских, Борок — от Борецких. Вместе с боярами бежали на Двину и многие искусные ремесленники Новгорода, в том числе и живописцы. Районы поселения потомков новгородских ремесленников стали центрами производства различных художественных изделий. А в бывшем владении Борецких развилось живописное искусство (в селениях, расположенных недалеко от нынешней пристани Борок, в среднем течении Двины). Передавая свое мастерство из поколения в поколение, художники сохранили лучшие традиции народного искусства древнего Новгорода на протяжении нескольких столетий. А кем же мог быть владелец подголовка — Никита Савинович Потапов? Мы уже знаем, что сделанный из дуба с оковкой из узорно-просечного железа сундук-подголовок уже сам по себе был вещью дорогой, а он еще украшен росписью, да именной. Видимо, принадлежал этот сундук богатому и знатному человеку. О правильности нашего довода говорит также и то, что владелец его назван полностью по имени и отчеству (простых людей в то время так не называли). Даже живописцев — людей такой почитаемой профессии — звали только по имени и фамилии: Богдан Иванов, Михаил Карпов или же, в лучшем случае: Степан Иванов сын Гольцов. Чаще же упоминалось одно имя с добавлением профессии: Останя-крестечник, Ефимко-ложечник, Якуня-плотник (крестечник — человек, который вырезал из дерева церковные кресты, а ложечник делал ложки). Сходство стиля росписи сундучка с древним новгородским искусством показывает, что делал его потомок новгородского живописца, переселившийся на Двину. Следовательно, и заказчиком мог быть тоже новгородец: они старались селиться ближе друг к другу. Скорее всего, владелец сундучка был потомком новгородского боярина. Теперь нам нужно выяснить, что изобразил художник в росписи подголовка. Мы уже знаем, что лев и единорог олицетворяли собой борьбу двух миров: наземного и подземного. Изображенное в центре дерево с птицами переносит нас в далекое время, когда родилась древнейшая из легенд о возникновении мира. В ней говорилось, что среди водных просторов — «начала всех начал»— стояло одно-единственное дерево. На нем поселились две птицы, в его ветвях свили гнездо — отсюда и началась первая жизнь на земле. Дерево стало символом жизни и, называясь «древом жизни», показывалось всегда с корнями. Дерево с птицами стало одним из излюбленных сюжетов русского народного искусства: с ним связалось представление о могуществе сил природы, о зависящем от нее благополучии человека, его счастье. Поэтому в росписи подголовка дерево с птицами занимает центральное место. Стоящие по сторонам его юноша и старец вооружены. Художник хотел показать, что это воины, или стража сундука. Как и грифоны в устюжских росписях, они должны были сторожить хранившиеся в этом сундуке ценности. Девица прекрасная и молодец преизрядный На внутренней стороне крышки сундучка-подголовка, в круглом клейме, взявшись за руки, стоят стройный юноша и красивая девица. Они одеты в праздничные одежды XVII века. На девушке украшенная дорогими каменьями накладная (т. е. одевавшаяся через голову) шубка и высокая горлатная шапка; на юноше нарядная рубаха, богато расшитая по вороту «ожерельем» и отделанная «кружевом» по подолу. На голове знакомая нам новгородская шапочка с мехом, штаны сшиты из узорной парчовой ткани, на ногах красные сафьяновые сапожки. Заздравный кубок в руке девушки, соединенные руки молодых говорят о том, что художник изобразил здесь сцену помолвки. (Вспомним, что горлатная шапка считалась в этом случае необходимой принадлежностью одежды невесты, именно в таких шапках изображал девиц с кубками и автор росписи коробьев.) Из-под шапки на плечи девушки падают распущенные волосы: такая прическа в XVII веке была только у девушек знатного происхождения — боярышень. Опять мы здесь столкнулись, по-видимому, с потомками новгородского боярства. Связь с древним новгородским искусством можно увидеть и в стиле росписи: торжественно-величава осанка обеих фигур, строги и задумчивы лица, задержались в неторопливом движении руки. ![]() Молодец и девица в праздничных одеждах XVII века. Роспись сундука. Северная Двина. Район Борка. Конец XVII века. В красочной гамме также любимые сочетания новгородских художников: красный цвет в одежде девицы оттеняется ее темно-зеленой шапкой и такой же рубахой молодца, придающими красному какую-то особую теплоту. В свою очередь темная зелень одежды юноши оттеняется красным верхом шапки и такими же сапожками. Сделанная на золотистом фоне роспись радует глаз, покоряет красочностью и мягкостью расцветки. Автором ее был, по-видимому, художник, хорошо знакомый с иконописным мастерством. Так же как на иконе Бориса и Глеба, у обеих фигур тщательно выписаны лица: покрытые сначала светло-коричневой краской (т. е. «вохреные»), они затем проработаны светлыми мазками, подчеркивающими форму носа, линию губ, глазные впадины. Точно так же белильными мазками (пробелами) показаны складки и светлые места в одежде юноши, отчего изображение приобрело объемность. Позади фигур стол с сосудами, он и прорисован, и вместе с тем смотрится как декоративный фон росписи. На гуслях у юноши мы замечаем орнамент из «веревочки», он хорошо нам знаком по устюжским росписям: видимо, автору росписи было ведомо и это искусство. Под влиянием устюжских росписей художник окружил девицу и молодца пышным орнаментом из сплетающихся похожих на тюльпаны цветов. Кому же предназначался так красиво украшенный сундучок? Помните, на коробьях тоже были нарисованы сценки свадебного пиршества, а предназначались чаще всего такие нарядные коробьи для приданого невесте. Видимо, и этот сундучок был подарком невесте, но владелицей его была не крестьянка, а знатная боярышня. Сундучок для приданого Форма и отделка сундука отличаются от описанного выше подголовка: прямоугольный, в виде ящика, он сделан из сосны — дерева более дешевого и менее прочного, чем дуб. Ажурную оковку здесь заменили гладкие полосы железа. Простота отделки сундука показывает, что он мог принадлежать небогатому горожанину или крестьянину. Наружные стенки его и крышка украшены росписью. Художник расписал сундук, по-видимому, раньше, чем его обили железом. И как ни бережно была сделана оковка, в некоторых местах полоски железа, проходя между изображениями и как бы окаймляя их рамкой, захватывают детали росписи. Оковка сундучка разбила живопись на отдельные сценки. На передней стенке сундучка мы видим опять стражу: старец с пикой и юноша с саблей нацелили свое оружие прямо на личину замка. ![]() Стражники охраняют замок сундука. Северная Двина. Район Борка. Первая четверть XVIИ века. Юноша почти в такой же одежде, что и молодой стражник на подголовке 1688 года: длинная рубаха с «ожерельем», сафьяновые сапожки, пояс. Только на голове вместо круглой шапочки с мехом шляпа с полями. Старца же художник показал в одежде новгородского боярина XVII века — в нарядном длиннополом кафтане с «кружевом» и поясом и в новгородской шапочке. По сторонам — сказочные растения с пышными листьями и цветами, с птичками на вершине: видимо, это опять «древо жизни» и его постоянные обитатели. В исполнении росписи снова видна рука талантливого художника: силуэты фигур, растений очерчены уверенно и точно, удачно подчеркнуты энергичные движения стражников сундука: юноша взмахнул саблей, а старец нацелил пику. Их динамичные позы хорошо оттенены складками одежды, плавно огибающей полусогнутые колени. Изгибаются в такт движений воинов сказочные растения с пышной листвой и, будто контрастируя с ними, застыли в спокойно-выжидательной позе птицы. Мы видим в этой росписи те же сочетания красок: на изумрудно-зеленом фоне как бы загорается красное в одежде стражников, в листьях растений, освещая всю роспись мягким и теплым светом. На двух узких стенках сундука, среди таких же сказочных деревьев, цветов и птиц люди действуют и движутся так же энергично. Один из них, откинув назад корпус и полусогнув колени, целится из ружья в птицу, а та сидит на вершине и чистит перышки. Здесь опять встретилось старое и новое, недавно вошедшее в жизнь: стрельцы вооружены старинным, холодным оружием, а охотник — новым, огнестрельным. В изображении природы реальные черты сочетаются с фантастическими; над грибовидной шапкой дерева какие-то загадочные круглые плоды, а ствол натуральный, даже хорошо виден отломанный внизу сучок. По другую сторону дерева собака. Ее внимание, как и охотника, целиком поглощено птицей. ![]() Охотник и птица. Деталь росписи сундука. Первая четверть XVIII века. На противоположной стенке сундука на такие же фантастические деревья с загадочными плодами карабкаются юноши: один из них, уже добравшись до цели, вот-вот схватит плод; другой юноша лезет вверх, обхватив ствол руками и ногами. Несмотря на фантастичность пейзажа, обе фигуры очень жизненны, художник верно схватил характерную позу человека, взбирающегося на дерево с помощью рук и ног; похоже, что ему не раз приходилось наблюдать подобное зрелище. ![]() За сбором плодов. Деталь росписи сундука. Деятельность людей, изображенных в сценках, также отражает реальную жизнь: охотой на диких птиц (куропаток, рябчиков, тетеревов), сбором лесных ягод и грибов, орехов занималось почти все население деревень, расположенных по берегам Северной Двины. Роспись задней стенки сундука в этом плане еще интереснее. Здесь рядом со сказочными растениями нарисованы два дерева: на их склоненных вниз симметричных ветках отчетливо видны иголки. Без сомнения, это ель. Около обоих деревьев трудятся люди. Человек слева вооружен каким-то инструментом на длинной рукояти, водит им по стволу, оставляя белый след. А человек справа стоит на невысокой лестнице и орудует топором. Знакомство с историей края подсказывает, что художник отразил в росписи сундука один из главнейших промыслов тех мест — добычу смолы подсочным способом. ![]() Добыча смолы. Деталь росписи сундука. Из Шенкурского уезда смола еще в XVI веке в большом количестве вывозилась в Англию. При добывании смолы подсочным способом у сосны или елки надрезали и частично снимали кору. Выступавший сок — осмол — стекал вниз и застывал. Потом его собирали в мешки. Необычный инструмент, которым снимали кору — косарь, а человек с топором делает надрез. На голове у одного юноши — накомарник — непременная защита от насекомых при работах в лесу. Если мы сравним одежду юноши в накомарнике на росписи с подлинной одеждой лесоруба Севера, то убедимся, как точно нарисовал ее художник. Реальная жизнь начинает занимать все большее место в творчестве художников. Это явление определило пути дальнейшего развития русской народной живописи. Каким стало это искусство в последующие века, мы увидим, когда познакомимся с творчеством деревенских художников XIX—XX веков. |
![]() |
Дизайн: Диковина |
![]() |